Зубов сложил подписанные бумаги в папку, но остался у стола, переминаясь с ноги на ногу.

— Ну? — спросил я. — Что еще?

— Тут одно дело. — Он явно смущался. — Касается лично вас.

— Говори!

— Вы запретили мне упоминать…

— Вот что, Яков! — рассердился я. — Будешь говорить или ломаться, как девочка?

— Речь об Александре Андреевне…

— А-а, — понял я. — Что с ней?

— Приходила в Покровский монастырь. Просилась в монахини!

— Вот как! — сказал я, беря карандаш. — Откуда знаешь?

— Тетка моя там игуменьей.

— Не знал. Любопытно! На небесах знакомых у тебя случайно нет?

Он покачал головой.

— Жаль! — сказал я. — Пригодились бы! Что поведала тетка?

— Александра Андреевна решилась на постриг из-за несчастной любви.

— Веская причина! — согласился я. — Кто предмет несчастья?

— Вы! — вздохнул он.

— Горе-то какое! — сказал я. — Слушай, Яков, я не мальчик, в сказки не верю. Молодая красивая женщина за год не нашла себе другого? Ты это серьезно?

— Абсолютно! — подтвердил он. — Беседа с игуменьей — это, конечно же, не исповедь, исповедует только священник, но перед лицом Господа люди не врут. Александре Андреевне делали предложения, но она их отвергла, хотя партии складывались хорошие: высокопоставленный чиновник, начальник полевого госпиталя…

— Откуда госпиталь?

— В войну Добужинская служила медсестрой.

— Сотрудница ИСА пошла выносить горшки за веями?

— И за очхи тоже. Вы с ней едва не встретились. Она была в госпитале, который вы отбили. Она видела вас, но подойти не смогла — оказывала помощь раненым. Игуменье Александра сказала: вы единственный и последний мужчина в ее жизни, подобного она никогда не найдет и искать не хочет! Посему обращается к Богу.

— Яков! — сказал я. — Зачем ты это рассказываешь?

— Тетка приказала! — вздохнул он. — Я ее очень боюсь! С детства…

— Строгая?

— Не то слово! Но монашки ее любят…

— Ладно! — сказал я. — Бог с ними, с монашками! Почему тетка рассказала это тебе? Раскрыла тайну?

— Она знала, что вы это спросите, потому велела передать: «Грех на моей душе, я и отвечу! Скажи ему: если он не любит эту женщину, то пусть хотя бы простит ее! Она заслужила! Ей будет легче надеть клобук, зная о прощении…»

— Что ж… — Я помедлил. — Раз уж в тему… Давно собирался спросить: как твои женщины?

— Замечательно! — засветился Зубов. — Машенька улыбается, когда беру ее на руки. От нее так вкусно пахнет молоком!

— А Лиза?

«Не вспоминает о Горчакове?» — чуть не добавил я, но вовремя спохватился.

Он, однако, догадался.

— Лиза приняла мое предложение из-за ребенка: вдове с ним трудно. Я это прекрасно осознавал и не требовал невозможного. Я был терпелив и заботлив, я знал, что она умная женщина и поймет. Так и произошло. Она стала целовать меня перед уходом на службу и по возвращении. Прежде не целовала…

— Ты доволен?

— Очень! Дожить до сорока лет, чтоб понять, в чем счастье!

— Ты прав! — сказал я. — До сорока ждать, конечно же, не стоит!

Он кивнул и внезапно насторожился:

— Илья Степанович! Вы о чем?

— О твоей семье.

— Ранее не спрашивали!

— Проявил невнимательность.

— Не лукавьте! Я все понял! Вам нельзя с Добужинской!

— Почему?

— Она ари, к тому же служила в ИСА! Вас не поймут! Брак Верховного правителя — политическое дело! Мы же говорили!

— Потому я должен жениться на слепоглухонемой афроамериканке, передвигающейся в инвалидном кресле?

Зубов вздохнул и повернулся.

— Яков! — окликнул я его у двери.

Он остановился.

— Спасибо!

Он махнул рукой и вышел.

Работа не клеилась. Если с юбкой еще как-то вышло, то с блузкой случилась беда. Неумело двигая утюгом, Александра сотворила складку на лифе, и все попытки убрать ее пошли прахом. Зашипев от злости, Александра швырнула блузку на стол, выключила утюг и выбежала из дома. Прохладный воздух охладил разгоряченное лицо. Поколебавшись, Александра пересекла улицу и вошла в ворота парка. Здесь было немноголюдно — будний день. Несколько женщин с детьми — наверняка няни, пожилой господин с тросточкой и старушка, вязавшая чулок на лавочке. Спицы в ее руках так и мелькали.

Появление Александры не вызвало интереса. Молодая женщина в скромном платье — ничего удивительного. Пройдя по аллее, Александра отыскала укромный уголок и присела на свободную скамью. Откинувшись на спинку, она подняла голову и глянула на заходящее солнце. Сквозь плетение ветвей оно походило на мозаичную картину, сложенную из рубиновых пластинок. Александра вздохнула и прикрыла глаза. Солнечный свет пробивался сквозь тонкую кожу век, но не тревожил. Раздражение ушло, и она затихла, погрузившись в мысли.

Очнулась она от холода. Солнце село, в парке стало мрачно и сыро. Александра встала и быстрым шагом направилась к дому.

«Надо терпеть, девочка! — вспомнились слова настоятельницы. — Надо терпеть…»

«Я справлюсь! — подумала она. — У меня все выйдет! Месяц пролетит незаметно!»

У тротуара возле ее дома стоял автомобиль, но Александра, занятая мыслями, не обратила на него внимания. Шофер, восседавший за баранкой, проводил ее взглядом, но она не заметила этого. Толкнула дверь и вошла в прихожую. И только тут сообразила: дверь перед уходом она заперла!

Страх на мгновение сжал ее сердце, но Александра быстро успокоилась. Рассчитанная давным-давно прислуга сдала ключи, но у кого-то они могли остаться. Мажордом или горничная что-то забыли и пришли забрать. Не вор же навестил ее, в самом деле! Кому интересна нищая ари? Поколебавшись, Александра миновала прихожую и осторожно поднялась по лестнице. Перед дверью в гостиную она остановилась. Там кто-то был! Из-за неприкрытой двери доносилось негромкое пение. Мужской голос, баритон… Человек за дверью, несомненно, был в хорошем расположении духа.

Мгновение Александра колебалась, но любопытство взяло верх. Она осторожно заглянула в дверь и замерла изумленная. Высокий широкоплечий мужчина стоял у стола и увлеченно гладил ее вещи! При этом он еще что-то напевал! И мужчина этот…

Александра прижала ладонь к груди, утихомиривая трепетавшее сердце. Этого не могло быть, но глаза не обманывали. Верховный правитель Союзного государства, он же Илья, любимый и самый дорогой ей человек, водил утюгом по блузке, как обычный мажордом. Хотя мажордом в ее доме не гладил, этим занималась горничная…

Илья тем временем догладил блузку, поднял ее и с удовольствием стал рассматривать. И только теперь заметил хозяйку.

— Саша! Вернулась! — воскликнул радостно. — Я понял, что ты неподалеку, — утюг был теплый… Ключ у меня сохранился, я открыл. Здравствуй!

— Здравствуй… те! — ответила она.

— Чтоб не скучать, занялся делом, — объяснил он, показывая блузку. — Люблю гладить! На будущее, если сделаешь складку, спрысни водой и дай полежать. Как отойдет — под утюг!

Присмотревшись, Александра заметила аккуратную стопку сложенного белья. Он перегладил все! В том числе и ее… Александра покраснела.

— Прислугу пришлось рассчитать, — сказала смущенно, — нечем платить. Институт закрыли, я безработная.

— Да, — вздохнул он. — Издержки демократии.

— Раньше гладила горничная, у меня получается плохо.

— Научишься! — приободрил он. — Дело нехитрое.

«Учитель нашелся!» — подумала Александра, обидевшись.

— Не знала, что ты умеешь! — сказала язвительно.

— Не только гладить! — ответил он, будто не заметив интонации. — А также стирать, готовить и даже шить! — Он внезапно смутился. — Один жил, вот и научился, — забормотал он, потупившись. — Люблю домашнюю работу, успокаивает.

— Из тебя выйдет замечательный муж! — сказала она, довольная его смущением.

— Ты так считаешь? — обрадовался он.

Александра кивнула.

— Вот и славно! — сказал он, откладывая блузку. — Я за этим и заглянул.